— Не плачь, все будет плохо! — заговорщицки подмигнул я ему, отчего тот обмер, и откатил кресло с ним в закуток.

Как только колесики выдерживают такую тушу? По спецзаказу, что ли, крестовину делали? Хотя может быть и так, любители гамбургеров и кока-колы тут через одного.

— Мистер Уилкинс, вы религиозны? — вкрадчиво спросил я.

— Ммм, ммм! — с облегчением закивал головой толстяк. Видимо, подумал, что я сейчас его отпущу.

— Ну тогда молитесь! — и я придвинул стенной шкаф, загораживая закуток.

Опять зазвонил телефон на столе. Да что у него, возбуждение что ли настало? Прямо как малолетняя школьница, влюбившаяся в одноклассника и достающая его по телефону каждые пять минут.

— Что? — грубо сказал я в трубку.

— Как там заложник? — спросил Мэллоун.

— Еще жив, — я нажал кнопку, и жалюзи левого окна, стоящего у письменного стола, поехали вверх. Да и правое окно можно расшторить, все равно моя заготовка видна только из среднего. — Итак, я жду интимных предложений. Или мы начнем делать больно заложнику.

Я открыл окно и посмотрел на оживленное движение внизу, на козявки машин, двигавшихся по своим муравьиным серым тропкам… Сороковой этаж, прыгать далековато будет. Хотя я этого делать и не собирался, пусть очень специальный агент среагирует и решит наконец проблему.

— Не делайте глупостей, мистер Гарсия… — сказал Мэллоун. И тут же рявкнул — Штурм!

Ну все, я еще успел подметить, как словно в замедленной съемке дверь медленно открывается от удара тараном, а потом на мгновение стало больно и горячо. И ничего.

Глава 1

Все тело превратилось в один большой комок боли. Неужели попал в котел с серой, причем окунули меня в него с головой? То, что стоя в трех метрах за «Клеймором» я не мог выжить по определению — это абсолютно точно. Даже не нужно визжащих на сверхзвуке шариков, ушедших по назначению, такой заряд сифора за счет фугасного эффекта создает большую зону поражения плюс осколки. Сколько там стопроцентный радиус поражения фугасным зарядом этой массы? Ну явно дальше, чем стоял я в момент взрыва. Так что даже и думать не надо. А то, что я внезапно могу думать, значит только одно — я в аду, а черти, перед тем, как засунуть меня в котел, хорошенько отмудохали, и отбили мою астральную оболочку до астральных же синяков.

Хм… Да вроде не горячо под задницей, не пригорает. Наоборот, голым телом чувствую прохладу льняных или каких там еще простыней. Сомневаюсь, что в аду. Хотя… Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами? Хотя нет, разговор около меня ну явно вели не ангелы, скорее черти — голоски были явно неангельские. И язык был совсем незнакомый. Явно не немецкий, не английский, не испанский, никакой не восточный. Просто незнакомый, и все. Похоже все-таки на конструкции синтетического языка, проскакивают длинные слова типа немецких «ффартскапитанмютце». Ага, в аду разговаривают на немецком? Почему-то я не удивлен, учитывая массовую принудительную миграцию сюда очень плохих людей в черной форме с черепами на фуражках восемьдесят лет назад. Эти и чертей научат под «венн ди зольдатен» строем ходить, учитывая их кровное родство.

Я решил осторожненько приоткрыть один глаз — вдруг меня черти решили для изуверских опытов разложить на разделочном столе, перед тем, как закинуть расчлененку в котел?

Да, опыт вышел неудачный. Еле-еле разлепив ту щелочку, на месте которой должен был быть глаз, я увидел высокий каменный потолок с грубо пригнанными плитами на нем. Так в аду или нет?

Судя по тому, что я увидел — вряд ли. Надо мной наклонился седовласый старец в черном плаще с капюшоном. Поп, что ли? Ну если поп, значит я не в аду. Хотя не все священники одинаково полезны — некоторым вон в ад прямая дорога, как почитаешь про нравы, господствующие уже много лет подряд в Европе. Ну лично про этого я не могу сказать ни хорошего, ни плохого — в первый раз его вижу.

Священник заметил мое произвольное движение, и сказал что-то в сторону. Опа! А вот и другой персонаж в моем заплывшем монокуляре появился — здоровый крепкий мужик с довольно злой и одновременно растерянной рожей. Родственник? Виновник торжества?

Ого! А вот это что? Ну Голливуд прямо отдыхает — я видел, как пальцы «попа» подернулись сиянием, потом с них потянулись ко мне тонкие разноцветные нити, вошедшие мне в череп. Я попытался увернуться, но лишь слегка смог двинуть головой. Поп что-то резко каркнул, типа «лежи смирно», а я почувствовал боль и ощущение того, что кто-то скребет у меня в черепе изнутри, с обратной стороны черепной коробки. Ощущение явно не из приятных. Нити стали толстыми, образовали разноцветный узор, я выгнулся дугой…

И все внезапно кончилось.

— Ну что, как себя чувствуешь? — спросил «поп».

— Спасибо, лучше, — ответил я. И лишь сейчас заметил, что не просто понимаю чужую речь, но и отвечаю на том же языке.

Боль в голове ушла, глаза открылись нормально, вернув мне полноценное зрение.

— Вы просто превзошли самого себя, господин Патитис, — почтительно, почти раболепно сказал мужик рядом.

«Отец», — пришло откуда-то из памяти. Памяти? Чьей памяти?

— Пустое, господин граф, — махнул рукой Патитис. — Это моя работа.

— Клан Осгенвей не забудет этого, господин маг Жизни!

Вот те раз, а вот тебе и два, — подумал Штирлиц, и бросил второй кирпич. Маг? Жизни??? Да тут еще существует и магия?

— Юноше необходимо отдохнуть, — сказал маг. — Он чудом пережил такое испытание.

— Не извольте беспокоиться, господин Патитис! — отец поклонился магу.

— Ну не будем мешать ему выздоравливать, — усмехнулся по-доброму маг, и потянул отца за рукав.

Рукав полотняной рубахи. А вообще, что это за мода и какого века? Ну ладно, одежду мага я не смог опознать, такие плащи были в ходу начиная с Рождества Христова, но отец?

Полотняная рубаха, странного покроя брюки, подобные тому, которые я видел в учебнике по истории, как они там назывались — кюлоты, что ли? Хотя нет, не кюлоты, те короткие — эти же более похожи на длинные брюки, вошедшие в моду намного позже. Но тоже из парусины, по типу джинсов, с кожаными истертыми вставками на заду и внутренней поверхности бедер. Похоже, брюки идеально подходили для верховой езды — значит, здесь в ходу и лошади, как средство передвижения. Кожаные высокие сапоги для верховой езды завершали наряд. Ага, уже что-то. Хотя вообще-то ничего — сюрреалистическая смесь предметов одежды разных веков. А вот то, что висело у него на широком кожаном поясе… Я определил это, как романский меч — одноручный, с прямой гардой. Такие были в ходу в позднем Средневековье. И он явно не производил впечатления тех поделок, которыми размахивают реконы и толкинутые.

Внешний облик? Ну для меня он странноват — по крайней мере все носят бороды, как короли на игральных картах. Ну про всех я, конечно, погорячился — видел я пока двоих, отца и мага, больше никого. Ну и длинные волосы в ходу, что довольно странно.

Итак, что мы имеем? Куда я попал? Это не ад, к счастью или нет. Ну ладно, на некоторое время горячая серная ванна откладывается. А вот все остальное требует пояснений. И подробных.

На этом моя голова потяжелела, веки закрылись, и я погрузился в глубокий сон.

Проснувшись, я уставился в каменный потолок. Ну все-таки, где я и как сюда попал? Профессиональное любопытство меня не отпускало. Я скосил глаза на простыню, которой был накрыт… Что-то явно не так. Ну-ка, ну-ка…

Чертыхаясь от боли в теле, я поднял руку, чтобы откинуть простыню, и обомлел. Рука была явно не моя. Не говоря о том, что она была непривычного вида — к своему телу ты как-то привыкаешь очень хорошо, оно всегда с тобой от рождения до смерти — но и определенными деталями, которые явно не могли измениться. Что-то я не помню вот этой вот татуировки, хотя мне могли ее набить и раньше, пока я валялся без сознания. Но тогда было бы видно, что ее сделали недавно. К тому же исчез длинный шрам почти во все предплечье, оставленный клинком наемного убийцы в Колумбии, которого мы ловили в Боготе, и который оказался довольно прытким парнем.